Убрав зажигалку в сумочку (она ведь говорила мужу, что курение собаки обходится им слишком дорого), женщина покачала головой, раздосадованная тем, что теперь приходится отряхивать со своих колен крошки от чересчур рассыпчатого печенья, развалившегося на кусочки ещё до того, как она успела поднести его ко рту.
- Он всегда так говорит, но если напоить их касторкой - ни от кого не укрылось, что в слово "касторка" был внесён какой-то особый смысл, и мужчина многозначительно усмехнулся, переворачивая лист газеты, - разницы совсем не чувствуется.

Она сдержанно улыбнулась этой их глупой шутке и взяла пса на колени, подумав, наверное, что после таких слов тот может оскорбиться. - По мне, так все сигары одинаково противные. Пожалуй, нам стоит... - договорить она не успела. Окончательно рассвело, и пинчер зарычал, когда проснувшиеся официанты угрожающе обступили столик со всех сторон, хором принявшись зачитывать меню своего заведения.

Тем временем на другом конце города, в комнате с обшарпанными обоями с уродливым чередующимся рисунком из тех, от которых всегда рябит в глазах, старик, возраста неопределённого, со слезящимися и раскрасневшимися глазами, настойчиво звонил в колокольчик для прислуги:
- Где моя настойка несбыточных ожиданий! Марта, подай сюда мой рулет марксистских идей! В утренней газете не написали про скачки! - Голос его скрипел как старая половица, чуть взбухшая в середине от влажной уборки, и эффект этот усиливался ещё и нотками негодования в нём по поводу, что невозможно выполнить единственную свою работу. Он знал, что должен поставить печать, должен во что бы то ни стало, "иначе я не смогу уйти" - говорил он, и хотя бы в этом все были с ним согласны: и шаркающая с подносом близорукая Марта, и толстый кот на его коленях, и чугунная статуэтка оленя на дубовом столе.